Первая мировая война: героическая и трагическая одиссея особого русского экспедиционного корпуса во Франции К 100-летию Первой мировой войны 1914 г.

С каждым днем все явственнее в 1-й бригаде стало проступать несоответствие взглядов руководства и отдельных членов бригадного солдатского комитета и всей солдатской массы этого соединения. Как сообщает в своей книге «50 лет в строю» бывший царский военный атташе во Франции, будущий советский генерал-лейтенант А.А. Игнатьев «…обе бригады, сведенные в одну дивизию, отправлены французами в прекрасный по своему расположению и оборудованию, далекий от фронта лагерь Ля-Куртин. К умиротворению солдатской массы эта мера не повела. И если председатель отрядного комитета унтер-офицер Болтайтис продолжает прислушиваться к словам Занкевича и Раппа, то его помощник, рядовой Глоба, завоевал гораздо большее доверие и занял явно враждебную офицерам позицию…
Занкевич и Рапп тщетно убеждали солдат продолжить войну и вернуться на фронт. Но представители временного правительства с каждым днем теряли авторитет, тогда как большинство беспрекословно выполняло приказы Глобы, требовавшего прекращения борьбы и возвращения солдат… »
* * *
Но послушаем Григория Моисеевича Кошмана:
— Как мы и предполагали, наш самый «великий герой», наш самый «храбрый воин», который собирался прорвать немецкие позиции одной своей бригадой, начальник нашей 3-й особой русской пехотной бригады генерал-лейтенант Владимир Марушевский в апрельском сражении не появился перед солдатами, не повел нас в этот жестокий бой, а как и другие русские высшие командиры, где-то прятался в тылу, а потом вообще исчез из бригады вместе со своей красавицей-женой. Во всяком случае, когда мы этот вопрос задавали офицерам, они отмалчивались.
Нам, рядовым солдатам, не объяснили и причину слияния 1-й и 3-й особых русских бригад в 1-ю особую русскую дивизию. Объединить бригады официально объединили, но физически сразу же разъединили. Приказали 3-й особой русской пехотной бригаде покинуть благоустроенный военный лагерь Ля-Куртин и передислоцироваться в бивак возле железнодорожной станции Кперво, потом в лагерь возле деревни Фельтэн.
Некоторая часть личного состава нашей 3-й особой русской пехотной бригады сразу выполнила приказ командования и ушла в Клерво, потом в Фельтэн. Вскоре под нажимом офицеров ушел туда еще отряд солдат нашей бригады.
В лагере Ля-Куртин осталось около 800 солдат из 3-й особой русской пехотной бригады, в основном пулеметные группы, значительная часть солдат 5-го пехотного полка, немало солдат из 6-го нашего полка, в основном призванных из Северо-Западного края, т.е. нынешней Белоруссии. К 3-й бригаде присоединились все офицеры 1-й бригады и солдаты-денщики, писаря, а также некоторые военнослужащие из тыловых служб. В Фельтэне находился и штаб 1-й особой русской дивизии с генерал-майором Лохвицким.
В лагере Ля-Куртин осталось солдат 6-го нашего полка немногим больше одной роты. Я присоединился к ним, мы выполняли все указания бригадного солдатского комитета 1-й бригады. Сначала им руководили Болтайтис и Волков. Но вскоре за соглашательскую политику с командованием русскими войсками во Франции они были подвергнуты солдатами 1-й особой русской пехотной бригады острой критике, им было выражено недоверие. Бывшим руководителям бригадного солдатского комитета ничего не оставалось делать, как с позором покинуть лагерь Ля-Куртин.
Сразу же в 1-й бригаде были произведены выборы членов нового состава солдатского комитета. Его руководителем был избран младший унтер-офицер Глоба: волевой, стойкий, политически грамотный человек, настоящий солдатский лидер, твердо стоящий на позициях всего личного состава 1-й особой русской бригады и отдельных отрядов 3-й бригады, оставшихся в лагере Ля-Куртин. Следует отметить, что с этого момента разговор бригадного солдатского комитета, выражающего мнение всего личного состава 1-й особой русской пехотной бригады и отдельных отрядов солдат 3-й бригады, с Главнокомандованием русскими войсками во Франции стал более настойчивым и требовательным: вернуть бригады в Россию на Восточный фронт.
Противостояние личного состава 1-й особой русской бригады и отрядов солдат 3-й бригады, оставшихся в лагере Ля-Куртин, с Главнокомандованием русскими войсками во Франции продолжалось все лето: с 1 мая до 20 сентября 1917 года. Временное правительство России, обеспокоенное твердостью солдат в решении вернуться в Россию, много раз направляло разных представителей для уговора солдат подчиниться русскому командованию и распоряжением новой власти в России. Но все бесполезно. Солдаты стояли на своем: верните нас в Россию.
В середине мая 1917 года, как нам объявили на очередном митинге солдат в лагере Ля-Куртин, Временное правительство России потребовало от Главнокомандующего русскими войсками во Франции предать всех солдат-куртинцев военно-полевому суду. Но эта угроза была оставлена солдатами лагеря Ля-Куртин без внимания. Мы понимали, что генерал-майор Занкевич ничего не может сделать с вооруженными батальонами 1-й особой русской пехотной бригады и оставшимися в лагере солдатами нашей 3-й бригады.
Григорий Моисеевич Кошман замолчал, вспоминая те тревожные, нелегкие дни. Настроение у него испортилось.